История эта случилась в начале 90-х буквально у меня на глазах, но до сих пор, когда что-то хоть отдаленно напоминающее о ней происходит в нынешней жизни, мне делается тошно и невольно вспоминается «Воскресенье» с фразой: «Когда поймешь умом, что ты один на свете, то жить легко…» Не так уж и легко, скажу я вам. Особенно, когда приходится бороться за выживание… с теми, кто дал тебе эту жизнь.
Жила-была одна довольно благополучная (с виду) советская семья: мама, папа, две дочери. Была у них маленькая, но зато трехкомнатная квартира. И были еще бабушка с дедушкой – родители жены, с еще лучшей трехкомнатной квартирой почти в центре. Отец семьи был не москвич, его родители жили в другом городе, так что квартиры в Москве у них не было. «Трешка», в которой жила семья, была совместными усилиями мужа и жены куплена в кооперативе.
В какой-то момент бабушка (мама жены) переехала жить к дочери – ей требовался постоянный уход, а мать семейства не работала. В маленькой «трешке» их стало шестеро. Тогда уже вполне взрослая старшая дочь со своей маленькой дочкой (развод случился практически сразу после рождения ребенка), устав от этого табора, переехала жить к деду, благо квартира была огромная – на троих места предостаточно.
Дед, который был человек разумный и продвинутый, пришел к выводу, что надо бы переоформить квартиру, потому как ему и бабушке уже за 80, а тут молодое поколение подрастает. Но почему-то вздумал отдать этот вопрос на откуп дочери с мужем: мол, обе квартиры ваши, только решите, кто где будет прописан (понятия о собственности на жилье тогда только зарождались, и не всем еще было доступно понимание того, что есть прописка, а есть право владения, о приватизации жилья тогда никто еще и разговоров не вел).
Родители дочерей, естественно, разделили собственность в свою пользу: большую квартиру записали на себя, маленькую – оставили дочерям. Таким образом они контролировали обе квартиры: в одной жили, другой владели. Провернули все довольно хитро: дочь прописалась к пожилым родителям в качестве опекуна, муж – к ней. Детям сказали, что по-другому решить вопрос было нельзя: внучку к деду не пропишут. То, что это не совсем правда, выяснилось много позже, но дело даже не в этом. Дальше случилась совсем уже детективная история.
Жили все по-прежнему: старшая внучка со своей дочерью у деда, мама, папа, младшая дочь и бабушка – в маленькой «трешке». Несправедливо? Да, пожалуй, но младшенькой еще не было даже 15 лет, и она должна была жить с родителями, бабушка – с дочерью по уже описанным причинам.
Однако вскоре младшая дочь сбежала от родителей и… поселилась с дедом, сестрой и племянницей. Никто не возражал: квартира была большая, всем места хватало. Правда, она стала похожа на коммуналку: в ней одновременно жили своей жизнью три фрагмента семьи, три совершенно разных, не объединенных совместным хозяйством «ячейки общества». Но в общем-то на почти 100 квадратных метрах четыре разновозрастных человека вполне себе умещались без проблем.
Тут-то родители взволновались: де-факто они являлись владельцами квартиры, куда вселились дети, но выгнать детей из дедовой квартиры, если они там обоснуются, будет невозможно – это все понимали. И тогда была устроена грандиозная мистификация (о том, что родительские страшилки не более чем жестокий розыгрыш, дети узнали спустя много лет).
Однажды мать с заплаканными глазами явилась к старшей дочери на разговор: спаси-помоги, дочь любимая, у отца серьезные проблемы – у него безумные долги, которые из него пытаются вытрясти уже криминальными способами. Никто не знал об этом раньше, он скрывал, что бизнес его прогорел, и он в попытке спасти его растратил чужие деньги. Сумма там большая, но не критичная – примерно разница стоимости трехкомнатной и двухкомнатной квартиры. Заламывая руки и рыдая, мать начала умолять дочь дать разрешение на продажу меньшей «трешки», чтобы отдать отцовские долги. Дочь задала резонный вопрос: а где будут жить родители? Оказалось, мать уже все предусмотрела: на время продажи квартиры (и покупатель уже есть, оказывается!) родители поживут с детьми и дедом, а как только получат деньги, отец отдаст долги, а на разницу родители купят себе «двушку». Позвольте, возразила дочь, но здесь всего три комнаты, вы куда переедете: к деду или к младшей дочери? «Да мы на кухне поживем, ничего», – скромно потупилась мать. На пятнадцатиметровой кухне и правда можно было жить, но 6 человек (бабушка к тому моменту уже умерла) в «трешке», даже большой – уже перебор.
Дочь колебалась: понятно, что жизнь станет невыносимой, потому что в этом клубке из шести человек было столько взаимной нелюбви (не зря же дети по очереди сбежали от родителей) и столько непримиримых противоречий. С другой стороны, как же можно бросить отца на произвол судьбы? В криминальные разборки с кредиторами, правда, верилось не очень: кредиторов дочь знала, они были вполне интеллигентные люди, а не «братки». Но тут мать пустила в ход последний аргумент: «Они угрожают выкрасть Маруську, я так боюсь за внучку», – сказала она, низко опустив голову и ломая пальцы. «Как Маруську? При чем здесь Маруська?!» – вскричала дочь и подписала все документы на продажу: страх за маленького ребенка оказался сильнее всех доводов рассудка.
Спустя неделю родители перебрались в дедову квартиру, действительно поселившись на кухне. Еще через месяц старшей дочери стало понятно, что детская психика дороже всего остального (в квартире постоянно гремели скандалы и летали искры, обстановка была настолько накалена, что вечером не хотелось идти домой с работы), и она съехала на съемную квартиру – до тех пор, пока родители не купят себе «двушку», как было обещано. Спустя еще пару недель сбежала из дому младшенькая: она в свои 15 лет вынуждена была переехать к мужчине. Дед, который всячески возражал против продажи второй квартиры и переезда дочери с мужем к нему, тоже долго этой муки не выдержал – заболел и вскоре умер. В результате родители остались полновластными хозяевами квартиры, так что покупать себе «двушку» им стало совсем незачем, а деньги от продажи второй квартиры пошли на развитие отцовского бизнеса, который, правда, в результате все равно прогорел. Когда отцу семейства задавали потом вопрос, а как же дочери, которых фактически лишили наследства и жилья, у него всегда находился обоснованный (как ему казалось) ответ: «Пусть их мужчины жильем обеспечивают!»
Источник: Собственник, автор: Ольга Кучерова
Свежие комментарии